Оригинал взят у в Интервью "Комсомольской правде". Текст
Владимир ВОРСОБИН
В последний раз мы с диаконом Андреем Кураевым встречались в 2009-ом, когда на патриарший престол вступил Кирилл, и церковь и общество жили себе тихо, в мире и согласии. Тогда мы больше говорили о внешней политике. «Один из важнейших национальных интересов России, который отстаивает Патриарх Кирилл, — это борьба с попытками демонизировать образ нашей страны в сознании Запада” – говорил тогда Кураев. Прошло четыре года…
— Отец Андрей, сейчас одни поддерживают церковь в ее споре с критиками, другие – считаются чуть ли не врагами православия. Что случилось за эти четыре года?
— Очень часто люди, которые жестко критикуют священников, на самом деле за церковь. Критики хотели бы, чтобы она была в большей степени церковью, а меньше напоминала какие-то иные общественные организации… Не всегда тот, кто меня критикует, мой враг…
— Считается, что на РПЦ идет информационная атака. На эту тему недавно даже вышел фильм на НТВ «Не верю» об атаке проплаченных блогеров на Русскую православную церковь.
— Вполне возможно, что есть какие-то группы людей, которые координируют свои реплики и высказывания, оглядываются друг на друга, им возможно даже что-то проплачивают… Только этим не объяснить масштаб происходящих перемен. Фильм может быть и хорош как пропагандистский продукт, который оценивается только по одному критерию – насколько эффективно он «доезжает» до мозгов целевой аудитории, насколько он ее дрессирует и вызывает запрограммированную реакцию. Но я очень не хотел бы, чтоб законы пропаганды и агитации вошли в жизнь церкви и подменили бы собой церковную проповедь.
— А что она дрессирует?
— Это пятиминутка ненависти, чтобы человек не думал. Помните, в 90-е годы любая критическая статья о ком-нибудь из чиновников или олигархов мгновенно блокировалась ответом – «это черный пиар, заказная статья». А, может быть, в этой статье и была сказана правда? Почему об этом не надо думать?
Ведь критика Церкви очень разная. Есть, конечно, атеистические интернет-хомячки — с ними даже неинтересно беседовать. Но есть другой мир — мир серьезной публицистики, у которого есть серьезные масс-медиа. Есть мир обычных людей, у которых тоже есть серьезные вопросы… И блокировать любое недоумение, критику тыканием — «это все враги, нас ругают за веру в Христа и осуждение гей-парадов!» – ну, очень несерьезно! В том фильме заявляется, что на Патриарха стали наезжать, потому что он выступает против гомосексуализма и показывают момент его речи в 2008 году, когда патриарх Кирилл был еще митрополитом. И опять же, простите, а кто из православных священников и епископов за гомосексуализм? Это в фильме притянуто за уши. Известно, что надо уметь различать, где ненависть ко мне, как к человеку за мои человеческие немощи, грехи и проступки, а где ненависть к той вере, которую я несу. Как написано в Новом Завете: «Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не стыдись».
— Но есть впечатление, что такие фильмы – позиция Церкви.
— Вот видите, а ведь буквально сегодня отец Всеволод Чаплин сказал, что церковь должна говорить на разных языках, а не только на языке храмовой проповеди. И я с этим совершенно согласен. Но дальше он продолжает – в том числе, на языке клипа и лозунга. А вот насчет лозунгов я уже тут попридержусь. То есть, я могу представить себе лозунг висящий на заборе храма «Русь Святая, храни веру православную». Клип? (задумывается) Однажды Иван Охлобыстин поделился со мной мечтой снять такой клип: едет шикарное авто, прекрасно на скорости вписывается в повороты, затем тормоза, дым из-под колес, машина встает как вкопанная, из-за руля выходит такой красавчик, обходит машину, открывает дверку, оттуда показывается девичья ручка, холеная, с перстеньком, потом ножка в модной обувке, а потом выходит такая дива дивная, что какая-нибудь Памела Андерсон отдыхает… А затем эта девушка из сумочки достает платочек, повязывает его и вместе с этим красавчиком идут в храм на всенощное бдение.
— А что – неплохо…
— И я не против такого рекламного ролика. Православие – для всех: и для людей с поломанными судьбами, и для тех, у кого что-то в этой жизни вроде бы что-то получилось. Но в языке пропаганды надо чувствовать грань. В фильме Бориса Корчевникова эта грань пройдена. Но есть тут и другой эффект — часто я обращаюсь к университетской аудитории, а потом выступление вывешивают в интернет. А там менее ухищренная аудитория начинает возмущаться – как он посмел такое сказать! С фильмом Корчевникова ровно наоборот. Это продукт для простецов, который увидели более думающие люди.
— А, может, церкви как раз и нужнее это то самое «простецкое» большинство.
— Церковь для всех.
— А если кто-то решил таким образом консолидировать общество?
— В начале своего патриаршества Кирилл говорил: мы должны обратиться к молодежи, к интеллигенции. Вот это действительно по-миссионерски — сделать своим человека, к чьему голосу прислушиваются и чья работа — коммуникация с обществом. Это педагоги, врачи, журналисты, адвокаты. Если привлечь их на свою сторону, они сами донесут голос Церкви до остальных. Поэтому я даже семинаристам говорю – если вам предстоит служить на селе, прежде всего, подружитесь с сельскими учителями и с местным врачом.
Тем более, что в России очень много зависит от атмосферы в столицах. И много хорошего и плохого в истории нашей страны случалось из-за настроений столичной интеллигенции.
— Но не все у церкви с интеллигенцией получается…
— Были два года таких реформ… Один из первых и любимых проектов Патриарха Кирилла – создание церковной аспирантуры. Предполагалось, что она будет готовить будущих епископов и станет площадкой для диалога.. Но подобные проекты не то что закрыты, их значимость потускнела в церковной жизни. Вместо обращения к интеллигенции мы видим, например, обращение к казачеству.
— И что с этим делать?
— Я хочу озвучить очень серьезный тезис. Я боюсь, что Россию мы потеряли. Не РПЦ, нет, а Россия сама себя потеряла. Современные транснациональные монополии (даже слово «запад» уже отсталое) живут на шестом этапе технологической революции. Наши лучшие предприятия со скрипом переходят где-то от 4-го к 5-му этапу. И это очень серьезное технологическое отставание увеличивается. И я боюсь, что российская экономика, армия, наука потеряют всякую конкурентоспособность лет через 10-15. А это означает, что традиционная модель суверенитета – танки, ракеты, подводные лодки и т.д. – уже не спасут. Потому что в условиях интеграции России в глобальную экономику, превращение страны в сырьевой придаток, совсем не обязательно оккупировать государство танками, чтобы подчинить ее себе. Достаточно перекупить ее экономику. Мы видим, что американские кандидаты в президенты даже не упоминают Россию, когда предлагают свои программы. Для них ее уже нет.. О Ливии и Сирии они больше говорят, чем о России…
— Но что это означает для Церкви?
— Ей надо учиться жить в глобальной деревне. Надо уметь убеждать людей и создавать пусть небольшие, но группы единомышленников. В том числе и среди тех людей, которые будут не партизанить в лесах и в землянках жить, а будут активно расти в этой общепланетарной деревне, но даже уехав работать в Саудовскую Аравию, Индию, Бразилию или США, будут убежденными сторонниками «русской идеи». То есть, суверенитет должен быть в мозгах. И к мозгам надо обращаться.
— Это очень простая мысль. Что ж ей мешает?
— Она не соответствует нынешнему, в том числе, и правительственному пафосу. Мне кажется, что у Путина другая идея – что он сможет, как Сталин, провести индустриализацию, на нефтедоллары закупить новые промышленные линии и т.д., и все будет хорошо. Думаю, это уже невозможно.
— Еще один разлом моральный – сиротский закон. Как вы к нему относитесь?
— Он был бы хорош, если бы был принят лет пять назад. А сейчас в нем нравственная проблема. Получается, что закон принимается в ответ на то, что некоторым чиновникам и депутатам запретили лечиться и отдыхать в Америке. Мне кажется, некорректно детей делать заложниками мелких шкурных интересов. Вот запретят мне въезд в США – ну и что? Что у меня там, медом намазано? Если вы такие патриоты, вы должны сказать – ну и плевать! Не пустят в Куршавель — в Сочи лыжню сделаем, вот и все!
— Со временем оценка событий часто меняется. Когда-то вы призывали не преследовать Pussy Riot, сейчас что думаете?
— Я с самого начала сказал, что это хулиганская выходка и реагировать надо так, чтобы по возможности уменьшить информационное «эхо» от нее. Или игнорировать, или реагировать ассиметрично, вопреки ожиданиям ее организаторов. К сожалению, все произошло именно по сценарию Pussy Riot. Смысл перфоманса был прост — мне гадят под дверью, потом звонят в дверь, включают телекамеру и мою реакцию показывают на весь мир. Причем это давно и многократно «проходили» и на Западе, и у нас. Ну и зачем мы, как дрессированные хомячки, идем этой же тропой?
— А защитить честь церкви?
— Так в этом и есть честь церкви! Вот одна старая история. Однажды до Римского папы дошли слухи, что есть какая-то абатесса, игуменья монастыря, женщина высокой духовной жизни. Послал монаха инкогнито – приди, говорит, в этот монастырь, поживи там, посмотри, потом расскажешь. Приходит монах, стучится – его пустили в гостевую келью, к игуменье отвели, она встречает его приветливо, поит… А затем монах говорит – матушка, простите, вот у меня сапоги в дороге запачкались, не могли бы вы мне их почистить? Та – «Да вы что, я же абатесса, сейчас послушницу позову, она почистит, а вам вот там постелено». Но монах говорит – «Спасибо, я не буду ночевать, все, что мне надо, я уже увидел». Так что слава церкви и слава империи – это не одно и то же.
— Но в массовом сознании одно и то же — Церковь служит государству, государство служит церкви.
— Мне кажется, не стоит эту связку слишком укреплять. Церковь может в некотором смысле помочь государству и стране. Не ставить это своей главной целью, а по принципу – так получилось. Огонек свечи тянется вверх, а светит окружающим. Так же жизнь духовная и жизнь церкви — тянутся вверх, а при этом светят вокруг. И если я буду стараться тянуться в стороны, боюсь, что вертикаль прервется.
— Как вы думаете, священник может быть политиком?
— Полагаю, что христианин имеет право иметь политические симпатии или антипатии. И священник имеет право высказываться о политике, но только при одном условии — нельзя личные симпатии и антипатии выдавать за общецерковные, за норму христианской жизни и мысли веры. Допустим, я знаю какого-то политика и у меня сложилось о нем впечатление, как о человеке. И я могу об этом сказать, почему нет. Но я не должен при этом говорить, что все порядочные люди, все христиане обязаны считать точно так же.
— Как вы относитесь к радикализации православных – все больше слышно о казачьих дружинах, православных пикетах и т. д.?
— Я думаю, что и это пройдет.
— Патриарх часто говорит о либерализме как о безусловном зле.
— Надо объяснять – что подразумевается под этим словом. Фундаментальные права человека? Тогда я за. Гомосексуальные браки? Тогда я против. Или может быть, либерализм – это просто экономическая модель? Боюсь, мы имеем дело с «резервацио менталис». То есть когда я говорю нечто, понимая, что вы поймете меня ошибочно, но я не корректирую ваше восприятие. То есть я говорю: «прогнивший Запад», «проклятые либералы», имея в виду гей парады, но понимая, что власти услышат это по-своему. И будут довольны.
— Ваша позиция, мягко говоря, отличается от официальной. Не рискуете совсем дистанцироваться от патриархии?
— Мы с вами беседовали четыре года назад – скажите, я сильно поседел за это время?
— Нет.
— Ну вот это и ответ на ваш вопрос. Если бы я чувствовал, что мои отношения с церковью находятся в кризисном состоянии – а церковь это самое дорогое, что у меня в жизни есть, то я бы точно поседел.
Melancholygay's Blog 
Оставьте комментарий